Posted 26 июля 2019,, 10:18

Published 26 июля 2019,, 10:18

Modified 17 октября 2022,, 14:45

Updated 17 октября 2022,, 14:45

Роза Ахмедшина: «Камбарский завод может стать для всех нас налогом на существование»

26 июля 2019, 10:18
Сопредседатель общественного комитета «Нет заводу смерти в Камбарке!» о невозможности диалога с «РосРАО», перспективах судебных разбирательств и последствиях строительства в Камбарке комплекса по утилизации опасных отходов.

Ровно неделю назад общественников, выступающих против строительства в Камбарке комплекса по утилизации отходов 1-2 классов, пригласили на «день открытых дверей». Показали объект по уничтожению химоружия, на базе которого и собираются строить комплекс по утилизации отходов, пригласили экспертов, замруководителя федерального оператора «РосРАО», представителя Минпромторга России...

В числе приглашенных оказалась и сопредседатель общественного комитета «Нет заводу смерти в Камбарке!» Роза Ахмедшина.

- Роза, каковы ваши впечатления от «дня открытых дверей», удалось ли вам получить ответы на имеющиеся вопросы?

- На какие-то получили, но те вопросы, которые мы считаем принципиальными, так и остались без ответа: какие именно отходы планируют утилизировать в Камбарке, по каким технологиям, как их будут транспортировать.

Более того, и на остальные вопросы нам отвечали уклончиво. Я не случайно спрашивала о результатах периодических осмотров сотрудников объекта по утилизации химоружия, но ответ, что называется, «заболтали». Рассказали о страдающих близорукостью и ожирением сотрудниках УХО, о детях, у которых брали анализы на наличие мышьяка, поскольку взрослое население курит, пьет красное вино и ест морепродукты, в которых содержится это вещество. Я посмотрела, наибольшее его содержание в устрицах. Вы в Камбарке где-нибудь устриц видели?

Это был верх цинизма и было понятно, что достоверной информации от тех, кто заинтересован в строительстве комплекса по утилизации отходов в Камбарке, мы не получим. Мы говорим с представителями «РосРАО» на разных языках, и для того, чтобы говорить на одном, чтобы оперировать одними с «РосРАО» понятиями, фактами, цифрами, нам нужна юридически значимая информация, которую можно добыть, например, в суде.

- Каким образом?

- На устроенной нам «экскурсии» по объекту УХО я спрашивала у его руководителей, есть ли у завода Паспорт канцерогенного производства – это документ, фиксирующий взаимосвязь деятельности предприятия и ситуации с онкологической заболеваемостью на сопредельной с ним территории.

Этого паспорта у завода по уничтожению химоружия нет. А если нет, значит, и нет юридически значимых доказательств того, что работа объекта каким-то образом влияет или не влияет на ситуацию с онкологическими заболеваниями в Камбарке и прилегающих районах.

Нам говорят, на заводе есть лаборатория, которая все отслеживает, есть своя МСЧ, но как можно доверять тем данным, которые предоставляют, по сути, структурные подразделения заинтересованной стороны? Есть альтернативные способы контроля влияния производств на заболеваемость, и эти способы необходимо задействовать.

- Появилась ли ясность по поводу того, какие именно отходы будут завозиться на объект в Камбарке?

- Ее не было, нет, и, по всей видимости, еще долго не будет. До того момента, как нам наконец перестанут врать. А делают это постоянно.

На «дне открытых дверей» нам сообщили, что ситуация с отходами 1-2 классов сложная и не до конца изученная. Существуют, мол, некие «серые» отходы предприятий, от общего числа которых перерабатывается около 1,5%.

Что это за отходы такие? Какие предприятия Удмуртии имеются в виду? Берем Чепецкий механический завод, который мог бы стать потенциальным поставщиком отходов на комплекс в Камбарке. Но на официальном сайте ЧМЗ мы можем найти информацию о получении предприятием государственной премии за самостоятельную переработку всех отходов, потребовавшую организации 200 рабочих мест.

Таким образом, из статистики отходы ЧМЗ мы должны исключить. То же самое – с отходами Воткинского машзавода, которые нельзя отнести к отходам 1-2 классов опасности, они к ним не относятся и в Камбарке утилизироваться не могут.

- Остается не так уж много предприятий, которые могли бы утилизировать свои отходы в Камбарке…

- Да, но сколько этих отходов образуется в год, якобы никто не знает, нам говорят, что информация уточняется. Хотя она должна быть. Существует региональный кадастр отходов, и все промышленные предприятия региона обязаны отчитываться в минприроды УР по утвержденной форме.

Уже на следующей неделе Генпрокуратура России, прокуратура Удмуртии и республиканский природоохранный прокурор получат мой запрос, буду ходатайствовать о проверке ведения реестра.

Если он все-таки ведется, значит, известен и объем отходов 1-2 классов, образующихся на предприятиях Удмуртии, а представители «РосРАО» и властей скрывают эту информацию. Если реестр не ведется, это повод для возбуждения дел о предусмотренной законом ответственности в отношении минприроды Удмуртии и руководителей промышленных предприятий, непонятным образом эти отходы утилизирующих.

- Для этого и нужны суды?

- Других способов добыть юридически значимые и достоверные сведения у нас, противников строительства комплекса в Камбарке, на сегодняшний день нет. Мы же не можем потребовать где-то объективные данные – нам их никто не предоставит.

Единственный шанс получить их – исковые заявления в суды и рассмотрение дел. Моя задача, как профессионального юриста, либо доказать, что нам врут, либо согласиться с позицией сторонников перепрофилирования объекта УХО в комплекс по утилизации отходов. А согласиться с этой позицией я не могу.

- Почему?

- История перепрофилирования объекта УХО в комплекс по утилизации отходов началась с прямого нарушения федерального законодательства, касающегося охраны окружающей среды.

По закону сначала нужно иметь проект, чтобы судить о том, можно ли его в рамках запланированных технологий размещать на определенной территории так, чтобы не нанести ущерба окружающей среде. Но, не получив проекта, мы имеем постановление федерального правительства, определяющее места дислокации будущих комплексов, не имеющих ни проектной документации, ни соответствующих экспертиз.

Нам постоянно в качестве примеров приводят якобы аналогичные заводы по переработке отходов в Вене, Хельсинки и других европейских городах. Подчеркивая, что работа такого предприятия в центре города совершенно безопасна.

Но это – чистой воды лукавство. Потому что, во-первых, заводы в Вене и Хельсинки – это предприятия по утилизации твердых бытовых отходов, а это совсем не отходы 1-2 классов. Во-вторых, спокойствие населения этих городов определяется не только и столько уровнем безопасности технологий, сколько страховкой. Все эти заводы по утилизации ТБО, все риски, связанные с их работой, максимально застрахованы и любое нарушение, любой урон, нанесенный природе или человеку, обернется для этих заводов коллективными исками, а в результате – огромными финансовыми потерями.

Кто-то собирается точно так же страховать комплекс в Камбарке и население города и района от возможных ЧП? Об этом даже и речи не идет.

- А речь нужно вести о защите от рисков только населения Камбарки?

- В том-то и дело, что не только Камбарки. Это один из главных вопросов – чья позиция должна учитываться при принятии окончательного решения – жителей района или всей республики.

А ведь есть еще жители близко расположенных к Камбарке городов – Нефтекамска, Чайковского, Сарапула, на жизнь которых наличие поблизости комплекса не может не повлиять. Есть, наконец, жители Балезино, Янаула, Агрыза, других крупных железнодорожных узлов, через которые в Камбарку планируют завозить отходы 1-2 классов.

Что будет с ними, если произойдет какое-либо ЧП во время перевозки отходов? Их будут свозить в Камбарку в самом опасном состоянии и нет никаких гарантий того, что чрезвычайной ситуации не случится. Речь же идет не о безобидных градусниках и лампочках, а об отходах 1-2 классов опасности – пестицидах, асбестовой пыли, бериллии и прочих канцерогенах, способных нанести абсолютно невосполнимый вред окружающей среде и человеку.

Наконец, существует и террористическая угроза, о которой нам регулярно докладывают где только возможно. Цистерны и вагоны с опаснейшими веществами будут стоять на железнодорожных станциях, но будут ли их при этом охранять? Мы об этом достоверно ничего не знаем, как и обо всех возможных последствиях деятельности комплекса по утилизации отходов.

- Последствиях не только для окружающей среды, но и для экономики, для общества.

- В том-то и дело. Нам неустанно говорят о туристической привлекательности нашего региона, о возможностях для развития санаторно-курортной сферы, и все основания для этих разговоров есть.

Достаточно взглянуть на туристические центры Венгрии, основанные вблизи источников лечебных грязей и минеральных вод, вспомнить, что знаменитые Карловы Вары начинались когда-то с маленькой деревушки. Разве таким же курортом, какие есть в Европе, не могут стать прославленные еще царской семьей Варзи-Ятчи? Что мешает развивать инфраструктуру вокруг целебных кизнерских грязей?

Но власти республики, поддерживая строительство комплекса в Камбарке, совершенно забывают об этом, не задаваясь вопросом, кто добровольно будет лечиться в 150-200 км от камбарского «завода смерти»? Кто будет покупать удмуртскую «молочку», зная о том, что коровы паслись в непосредственной близи от комплекса по утилизации опасных отходов.

Этих рисков – а их много, я перечислила лишь очевидные – никто не рассматривает, а если и делает это, то не вслух. И мне по-человечески жалко жителей Камбарки, которым об этих рисках ничего не говорят сейчас, а когда начнут говорить (если, конечно, начнут), будет уже поздно: с этим комплексом, который будет работать вечно, они останутся один на один.

Я их очень хорошо понимаю, может быть, лучше остальных. Такое в моей практике случается: ты заканчиваешь процесс, выходишь из зала судебных заседаний и понимаешь, что просто не в силах изменить последствия допущенной когда-то системной ошибки.

После такого опускаются руки, но отчаяние в нынешней ситуации – самое опасное, что может быть. Этот комплекс, если он будет построен, может стать для всех нас – и не только жителей Камбарки – своеобразным налогом на чистую воду, воздух и почву, которые сегодня есть, а завтра их может уже и не быть. Допустить еще и такой «налог» - по сути, на существование – категорически нельзя.

"